Виктор Мурогов: как менялись приоритеты

AtomInfo.Ru, ОПУБЛИКОВАНО 09.04.2016

20 лет назад, в 1996 году, на работу в МАГАТЭ пришёл профессор Виктор МУРОГОВ. Сегодня, по просьбе корреспондентов электронного издания AtomInfo.Ru, Виктор Михайлович вспоминает, что ему запомнилось о работе в Агентстве - от деталей мелких, почти бытовых, до поступков, кардинально изменивших направленность работы МАГАТЭ.

Вместо введения

"20 лет назад началась по направлению Минатома моя работа в МАГАТЭ в качестве заместителя генерального директора (DDG-NE ), директора Департамента ядерной энергии (Dep. NE ) и руководителя Главной программы №1 МАГАТЭ "Ядерная энергетика и её топливный цикл" (MP1) .

За годы работы в Агентстве у меня накопился огромный архив документов, в том числе, по научно-техническим и организационным вопросам деятельности, и инициатив департамента по возглавляемым им направлениям.

Это, прежде всего:

      - организация и развитие международного проекта ИНПРО (Инновационные проекты АЭС и ЯТЦ),

      - организация и развитие программы Агентства по сохранению и управлению ядерными знаниями (cross-cutting program),

      - создание и развитие нового направления - "Сравнительный анализ роли ЯЭ для стабильного энергетического развития" (Program C - MP1).

Накопленный архив послужил основой создания информационной базы международного центра ядерного образования (МЦЯО НИЯУ МИФИ) и центра управления ядерными знаниями ИАТЭ (НИЯУ МИФИ).

С помощью коллектива молодых талантливых специалистов этих центров проводится анализ, аналитическая обработка и развитие идей, заложенных в материалах этих программ.

Непосредственным руководителем этих работ является А.А.Андрианов (к.ф-м н., доцент ИАТЭ ). Именно с его помощью и удалось провести анализ материалов, необходимых для написания документированной истории создания и развития указанных направлений работ МАГАТЭ в 1996-2003 годах, и проследить результаты этой деятельности до наших дней".

Виктор Мурогов,
апрель 2016 года

Виктор Мурогов.
Щёлкните левой клавишей мыши для просмотра.
Здесь и далее фотографии из архива В.М.Мурогова.

Проблема приоритетов

Виктор Михайлович, 20 лет назад Вы пришли в МАГАТЭ.

Да, я вышел на работу в Агентстве 1 января 1996 года. У меня было одновременно три должности - заместитель генерального директора, директор Департамента ядерной энергии (русского департамента) и руководитель Главной программы №1 (Major Programme 1) "Ядерная энергетика и её топливный цикл".

Какая была обстановка в Агентстве в то время? Чем МАГАТЭ занималось?

Для возможности объяснения и более ясного понимания ситуации, сложившейся для меня и связанной с моим приходом в Агентство, необходимо видеть две стороны вопроса.

Во-первых, я пришёл не "с улицы" - я был рекомендован и направлен лично министром, Виктором Никитовичем Михайловым как руководитель крупнейшего научного центра отрасли, головной организации по проблеме быстрых реакторов - ГНЦ "Физико-Энергетический институт" в Обнинске (в то время около 9000 сотрудников, более 400 докторов и кандидатов наук, семь отделений - каждое равнозначно самостоятельному НИИ).

У меня был достаточный опыт руководства крупным коллективом и значительными финансово-материальными средствами, опыт руководства и решения научных проблем, общения с руководством отрасли (разгар "Перестройки") и с руководством международных организаций, опыт участия в проектах МАГАТЭ и личного общения с его руководством (С.Эклунд, Х.Бликс).

С другой стороны, я пришёл в МАГАТЭ не на пустое место - в Департамент ядерной энергии, традиционно руководимый представителем СССР и, сохраняя преемственность, России.

Необходимо отметить, что в то время наша ядерная отрасль была достойно представлена в Агентстве - около 90 высококлассных специалистов (из общего числа более 800), что отражало объективную реальность - экономический потенциал СССР и то, что каждый четвёртый ядерный специалист работал в СССР.

Мой предшественник, Семёнов Борис Алексеевич, имел большой опыт международной деятельности в ядерной области и, в том числе, в МАГАТЭ (всего более 12 лет). До МАГАТЭ он был руководителем Управления международных связей Минатома (до М.Н.Рыжова).

Учитывая большой опыт Семёнова Б.А., я пригласил его и (несмотря на первоначальное возражение гендиректора, так как, по словам Х.Бликса, это было "вопреки традициям" Агентства) назначил сначала советником в свой офис, а затем руководителем группы, курирующей помощь России по улучшению радиационной обстановки.

Организационные изменения в Агентстве ориентировались на злобу дня. В Департаменте ядерной энергии был отдел по безопасности, который возглавлял американец Морис Розен (Moris Rosen), одновременно бывший советником Х.Бликса. Его преобразовали в новый департамент (Департамент ядерной безопасности - NS), а М.Розен был назначен его и.о.директора.

В первый же рабочий день мне сказали: "Дорогой профессор, у нас все программы долгосрочные, на два года. Поэтому знакомьтесь с работой и не предлагайте пока никаких революционных преобразований".

Атомная энергетика в мире переживала тогда трудные времена. Слишком тяжёлые удары ей пришлось перенести - TMI-2, Чернобыль, Ирак. На первое место вышли safety и security, безопасность и физическая безопасность. Естественно, и МАГАТЭ сконцентрировалось на этих двух понятиях.

Мне сказали: "Виктор, безопасность - приоритет и ответственность Департамента ядерной безопасности". Я удивлялся, как же так, ведь безопасность определяется технологиями?

Впрочем, с М.Розеном мне удалось найти общий язык. К сожалению, он проработал в новом департаменте короткий срок до избрания на пост директора департамента представителя Канады Зига (Зигмунда) Домарацки (Zygmund Domaratzki).

До МАГАТЭ он работал гендиректором директората реакторного регулирования в атомнадзоре Канады. По сути дела, это был чистый "надзорщик".

Необходимо отметить, что в личном плане у меня установились с ним очень хорошие, корректные отношения. Но в работе, в профессиональных отношениях мы оба достаточно жёстко отстаивали "департаментские" интересы.

"Виктор!" - сказал он мне при первой встрече. "Главное - это безопасность, а технологии - это дело ей подчинённое".

" Хорошо, какой, по-твоему, самолёт безопасен?" - спрашиваю я. И сам отвечаю: "Абсолютно безопасен один-единственный самолёт. Тот, который всё время стоит на земле. Но он никому не нужен. Вот и твоя атомная энергетика, если она только безопасна и не даёт выгоды, никому не будет нужна, и её закроют".

И началось программное противостояние - война интересов в рамках программной деятельности. Примерно через год Зиг написал докладную гендиректору такого содержания: "Безопасность - абсолютный приоритет, Департамент ядерной энергии должен работать под программно-финансовым руководством Департамента безопасности".

Ядерно-безопасный конфликт

А как это возможно? Ведь руководителей департаментов в МАГАТЭ назначают по страновым квотам.

На должность и административное руководство Зиг не покушался. Он предпринял более тонкий манёвр - предложил передать ему контроль над финансами и право их перераспределения по всем темам, связанным с безопасностью.

Подход, принятый в МАГАТЭ, был таков. Допустим, в Департаменте ядерной энергии есть программа по отходам. Департамент безопасности может принимать в ней участие, но распределяет финансы глава нашего департамента. Обратное тоже верно - Департамент ядерной энергии может участвовать в работах департамента безопасности, но деньги будут в руках последнего.

Между прочим, в безопасность из нашего департамента при его реорганизации до моего прихода вместе с рядом структур перешли очень хорошие специалисты: Аник Карнино (Annick Carnino), француженка - сейчас она возглавляет у себя в стране общественный надзор за безопасностью АЭС, Абель Гонзалес (Abel Julio Gonzalez), настоящий аргентинский идальго, опытнейший специалист, всю профессиональную жизнь занимавшийся вопросами безопасности и радиационной защиты.

И получилось так, что у сотрудников и руководителей секций обоих департаментов ("старого" и "нового") сохранились нормальные и конструктивные производственные отношения.

Но, несмотря на то, что руководители среднего звена старались сохранить участие в программах на прежнем уровне, общая тенденция, идущая под флагом высшего приоритета критерия безопасности, приводила к сокращению "технологического" направления.

Я, со своей стороны, старался расширить, где возможно, технологические вопросы.

Например, проблема отходов. Радиационная и ядерная безопасность для неё исключительно важны, но решающую роль при долговременном решении этих вопросов имеет технология.

Аналогичная проблема для тогдашних дискуссий в Агентстве: "Кто должен отвечать за безопасность АЭС - регулятор или эксплуатирующая организация"?

Конфликт вышел на уровень Эльбарадея. Для меня это был первый серьёзный разговор с новым гендиректором.

"Виктор! Твой коллега Зиг считает, что ты должен работать под его финансовым руководством. Сотрудников из департамента в департамент перемещать нельзя, это верно, но деньги он хочет контролировать полностью", - сказал Эльбарадей.

Как поступить? Фактически, вопрос шёл о постановке под внешний финансово-программный контроль технологического " русского" департамента в МАГАТЭ. Искать выход надо было быстро.

"Дорогой Ди-Джи (DG, генеральный директор)! Я считаю, что мне одного доктора Эльбарадея достаточно. Зачем мне нужен второй параллельный начальник?".

Эльбарадею ответ понравился. Канадцу, естественно, нет. Чем всё кончилось? Спустя некоторое время Домарацки уволился по состоянию здоровья..Он тяжело переживал эту дискуссию, но согласиться с непринятием его решения не смог.

Вы спросили об обстановке в агентстве в то время. Представьте сами, какой она была, если мне приходилось регулярно на совещаниях у гендиректора вступаться за людей, которым грозило увольнение за их профессиональную позицию.

Уволим из Агентства, например, специалиста с опытом работы главным инженером немаленькой АЭС и с кем останемся? С выдающимися чиновниками? А уже тогда становились модными обсуждения важнейшей роли, которую призваны играть так называемые "манагеры" - смесь управленцев с продавцами.

Я сейчас имею в виду реальный случай, когда сотруднику пытались отказать в продлении контракта только потому, что он не выдержал и назвал такого "манагера" непрофессионалом. Мол, "это было некорректное поведение".

Информация в Агентстве и её роль

Департамент ядерной энергии в МАГАТЭ традиционно считается русским. Его позиции, конечно, ослабли после выделения Департамента безопасности. Бороться с этим решением генконференции уже было невозможно. "Виктор, это реальность, живи с этим", - сказал мне тогда Х.Бликс.

На этом проблемы не кончились. Департамент управления МАГАТЭ традиционно является "американским" - по аналогии с "русским", так как его руководитель назначается от имени США, а не избирается Советом управляющих. Более того, один из самых больших финансовых взносов в МАГАТЭ дают американцы, и они решили, что у русского департамента слишком большое влияние.

Дело в том , что в состав Департамента ядерной энергии исторически входили библиотека и ИНИС (самая мощная в ядерном мире информационная система) как основа научно- технологической ядерной деятельности.

Американцы предложили (и это тоже было решено во время разделения прошлого Департамента ЯЭ) - пусть эти секции остаются у русских, но программы деятельности для них будет определять административный Департамент управления, потому что "информационное обеспечение агентства должно быть едино".

Я пытался возражать: "Вы поместили под единый контроль канцелярское снабжение, магазины, продукты для столовой и ядерные технологии?". Аргументы во внимание не приняли, контроль над секциями стал двойным - сотрудники у меня, а программа работ и финансы у американцев (в Департаменте управления) .

Руки я не складывал и три года регулярно при любой возможности поднимал этот вопрос на дирекции у генерального, писал докладные. Упор я делал на то, что в глазах государств-членов МАГАТЭ подобный странный симбиоз колбасы и атома свидетельствует о непрофессионализме Агентства, снижает эффективность нашей работы и защищённость нашей чувствительной информации (особенно в свете терактов 11.09.2001).

Последнее обстоятельство и, по всей видимости, моя настойчивость и докладные пробили брешь в стене, потому что оппоненты решились на переговоры и компромисс.

Суть обсуждения выглядела так. "Дорогой Виктор!" - говорили они. "Чтобы ты понимал, о чём идёт речь, мы готовы рассказать тебе, зачем нам нужен INIS".

"Мне это известно. Проект INIS был создан по требованию развивающихся стран для целей обмена и распространения информации по ядерным технологиям".

"Да, так записано в уставе. Но более того, на самом же деле, INIS - это индикатор ядерной деятельности, ведущейся во всем мире. Мы приглашаем тебя посмотреть, как это реализуется на практике".

Во время очередной командировки в Соединённые Штаты в одной из национальных лабораторий мне показали отделы, занимавшиеся анализом информации и прогнозированием ситуации в мире в различных областях деятельности.

Продемонстрировали пример - прогноз погоды и сельское хозяйство в Африке. Прогноз погоды, урожайность, нашествия вредителей - как все эти факторы повлияют на население и политическую обстановку?

"Виктор, мы же должны понимать, где потребуется та или иная помощь".

По заказу МАГАТЭ в ведущих ядерных лабораториях мира проводится большой объём анализов ядерной деятельности во всём мире, и проект INIS - один из потоков входных данных для таких анализов.

"Когда ты замахиваешься на возврат INIS в твой департамент, ты должен понимать, что возьмёшь на себя ответственность за часть нашей работы. Мы не возражаем, нам приятнее, когда анализами занимаются специалисты - разумеется, если они знают, для чего это нужно".

И чем кончилась история?

В библиотеке и проекте INIS меня до сих пор называют человеком, сумевшим отделить научно-техническую информацию (книги) от колбас.

С президентом Курчатовского института Е.П.Велиховым и помощником Янко Яневым.
Щёлкните левой клавишей мыши для просмотра.

Создание "Команды единомышленников" - основа возрождения роли департамента и его программы - как базовой программы Агентства

Как начиналась Ваша практическая работа руководителя департамента и Программы МР1?

Каков бы ни был мой опыт "дома", я понимал, что практически "нырнул в прорубь" проблем - от руководителя научно-технической и исследовательской организации на практически самый высокий "ядерный" пост, который может занимать представитель нашей страны в международной системе, в ООН, в МАГАТЭ.

Я понимал, что решение в создании профессиональной команды единомышленников.

Чтобы у вас не сложилось превратное впечатление о кадровой ситуации в агентстве, хочу особо подчеркнуть - в МАГАТЭ на разных позициях было много первоклассных профессионалов. Причём людей, прошедших строгий отбор. Если, например, у меня в департаменте был сотрудник из Аргентины или Индии, то я знал, что в своей стране он один из лучших специалистов.

Управленцы в агентстве тоже были высоко профессиональные, но с национальными традициями и особенностями (воспитанники своих национальных школ). Как в любой структуре ООН (это около 40 организаций), не всегда удавалось быстро приспособиться к методам работы, которые они приносили из своих стран.

Система подбора кадров в Агентстве достаточно гибкая и рациональная - на конкурсной основе. В результате достаточно быстро по меркам Агентства была подобрана команда, которая называлась "Офис DDG-NE".

В неё входили:

      - два технических секретаря высшей квалификации - несколько языков, опыт международной и дипломатической работы более 15 лет;

      - два советника по административным и финансовым вопросам - образование на уровне Кембриджа и прекрасный английский язык;

      - два советника по координации программной деятельности - бывшие DDG-NE и DDG-NS;

      - советник-координатор междепартаментской деятельности - уровень министра ядерной энергетики одной из стран Восточной Европы.

Кроме того, дополнительно (что было необычно для Агентства) я ввёл еженедельные дирекции с участием всего "Офиса DDG-NE" и руководителей всех подразделений (отделов и секций департамента) с протоколом и решениями, доступными на сайте для сотрудников для информации и контроля исполнения.

Неожиданный эффект-показатель - примерно через полгода администрация зданий МАГАТЭ (здание А, наш этаж А-26) сообщила об ограничении работы вентиляции в герметичных зданиях Агентства до 19 часов. В результате дальше работать практически невозможно - нет свежего воздуха.

Объяснение было таково: "Виктор, твои сотрудники сидят допоздна, как и ты, а это нарушение прав работников профсоюза. Они не могут по моральным соображениям уйти, пока ты здесь". Мы стали заканчивать рабочий день в офисе в 19 часов.

То, о чём я сейчас рассказываю, может на первый взгляд показаться мелочью. Это не так. У нас были большие задумки по поводу того, как вернуть "русскому" департаменту былую славу и ключевую роль в деятельности агентства, но для этого сначала требовалось решить организационные моменты и отладить рабочий процесс.

Пример - на должность начальника планового отдела при Эльбарадее был назначен опытный управленец, бывший министр атомной энергетики Алжира. Его стиль работы очень нравился гендиректору, потому что он придерживался одной с Эльбарадеем стратегии управления: "Программы должны быть result-oriented, ориентироваться на результат" - это модная концепция во многих учреждениях вновь проявилась и в последнее время.

Например, нельзя постоянно (с их точки зрения) заниматься одним типом реакторов, например, PWR/ВВЭР. В программе регулярно должны меняться типы реакторов! Я удивлялся: "То есть, в первом квартале у меня закончились разработки информации по PWR и во втором начались разработки быстрых реакторов? Прямо анекдот!".

Далее, плановый отдел придумал и внедрил новую систему оценки эффективности труда сотрудников. Это целая научно обоснованная система баллов, критериев и методик оценки полезности работников, и многие другие интересные для "манагеров" вещи.

Всё это было очень интересно, но кончилось тем, что на одной из очередных дирекций мои сотрудники пожаловались: "Виктор, нам работать некогда, мы тратим всё время на заполнение различных отчётов - сначала по планированию, а потом по выполнению принятых оценок и критериев".

Приняли предложение моего финансового советника - умнейшая женщина, англичанка, окончила Кембридж и ещё пару школ управления помельче. До меня она работала секретарём у С.Эклунда, а потом перешла в мой департамент и возглавила координацию всех административных работников департамента, а также неформальное объединение секретарш Агентства.

Кстати, личный опыт таких профессионалов много стоит. Меня она уже в начале деятельности поставила перед фактом: "Виктор, всё, что здесь говорится, кладётся на стол гендиректора. Всё, что лежит на вашем столе, копируется, но не сдвигается с места. Поэтому мы будем с вами говорить только о том, что мы хотим быть услышанным главой Агентства".

"Отлично!" - отвечаю я. "Если мне потребуется продвинуть какую-то идею, то я обсуждаю её с вами, и гендиректор о ней тут же узнает".

Решение простое, по принципу Райкина: "На ваш входящий наш исходящий". Получаем мы очередную бумагу с инициативой или очередным запросом из планового отдела и пишем на неё ответ. Но делает это существующий офис во главе с административным советником, который возьмёт на себя такую задачу.

Спустя полгода на одном из совещаний у гендиректора берёт слово начальник планового отдела и обрушивается на всех с резкой критикой: "Я пишу бумаги, разрабатываю методики, гендиректор их утверждает, а в департаментах на них машут рукой. Но есть исключение - департамент Виктора, там на все мои бумаги дают своевременные и полные ответы, причём по существу!".

"Я считаю, дорогой гендиректор, что практику русского департамента нужно активно внедрять во всех остальных департаментах Агентства"

В наши дни многим институтам тоже приходится заполнять много бумаг. Когда меня спрашивают "Что делать?", я вспоминаю мою практику в Агентстве и предлагаю: "Создайте офис, который возьмёт на себя всю бумажную работу".

Программная работа по существу

А что новое появилось в работе по программной тематике?

Придя на работу в МАГАТЭ, я постарался сразу же лично познакомиться с каждым из работников департамента, чтобы лучше понять их участие в реализации нашей программы работ, сегодняшние проблемы, планы на будущее.

Выделялось открытое неудовольствие двух талантливых сотрудников (я знал их публикации) - бельгийца и француженки. Они сразу предупредили меня, что уйдут из агентства, их ждут в Париже в NEA.

Работа, которую они инициативно проводили в МАГАТЭ и собирались продолжить в Париже, заключалась в сравнительном анализе различных источников энергии. Они доказывали, что роль и проблемы ЯЭ можно корректно определить только в сравнении с другими источниками энергии.

Сегодня это звучит как само собой разумеющееся. Но вспомните, с чего мы начали разговор. На тот момент, МАГАТЭ зациклилось на словах "безопасность" и "физическая безопасность". С другой стороны сохранялась "установка" руководства многих ядерных организаций на концентрации интересов внутри ядерной отрасли. О каком концептуальном подходе к сравнительному анализу можно говорить?

Для меня лично, как руководителя MP1, наличие направления сравнительного анализа и, к сожалению, возникшая вероятность его утраты были очень существенны.

Дело в том, что ещё в своей "научной" жизни до Агентства (до 1996 года) в работах, выполнявшихся совместно с коллегами из МИФИ (кафедра №5) по анализу различных типов ЯР (БР различного типа), а также ЯТЦ (урановый, ториевый и смешанный ЯТЦ), мы опирались на системный подход, понимая, например, что какими бы "прекрасными" характеристиками не обладал ЯР и даже АЭС с этим ЯР, определяющим является, как этот тип ЯР (АЭС) вклинится в общую систему ЯЭ (вместе с ЯТЦ).

Наглядным примером для нас служило решение научного руководителя программы развития быстрых реакторов в СССР А.И.Лейпунского, сделавшего выбор в качестве топлива быстрых реакторов типа БН в пользу оксидного керамического топлива, уже освоенного в ЯЭ на базе составляющих основу АЭС с ЯР типа ВВЭР.

Что и определило успех реализации программы БН в СССР (России), начиная с БР-5 (1958 год). В отличие от зашедшей в тупик программы БР, например, в США, развивавшейся на "прекрасном" (с точки зрения физики БР) металлическом топливе.

В дальнейшем этот системный подход стал одним из основных направлений в моих исследованиях, проходивших совместно с учёными Сибирского Энергетического Института (СЭИ СО АН СССР, г. Иркутск), где была очень сильная научная школа системного анализа академика Мелентьева Л.А., и совместных работах с академиком Попыриным Л.С. (Москва).

В силу изложенного, одним из моих первых самостоятельных шагов в Агентстве было желание не только сохранить имевшийся задел сравнительных аналитических работ, но и создать новое направление в рамках MP1 (как одно из приоритетных направлений) - так называемую Программу "C" (в дополнение к "A" - ЯЭ, "B" - ЯТЦ, "C" - сравнительный анализ различных источников энергии, включая альтернативные направления в ЯЭ).

Для руководства этими работами я пригласил немецкого профессора Ханса-Холгера Рогнера (Hans-Holger Rogner) из Канады, уже известного своими работами по стабильному развитию - конференция в Рио (Бразилия, 1991 год) и в Хельсинки (1993 год).

У Х.Рогнера была двойственная слава. Среди "зелёных" он числился пропагандистом атомной энергетики, а атомщики его не любили за его привычку задавать нелицеприятные вопросы. Особенно всех бесил его любимый вопрос: "Если у вас всё так прекрасно, то почему вас не строят?".

Короче говоря, я его пригласил работать в МАГАТЭ, и он принял приглашение. Был объявлен конкурс, и он прошёл. До конкурса было собеседование. Мы познакомились с Х.Рогнером лично, я знал его работы, он знал мои, наши взгляды во многом совпали.

Я объяснил Х.Рогнеру, что хочу получить на выходе. Договорились, что нужно постепенно приучать руководство - сравнение имеет смысл лишь тогда, когда ты сравниваешь с чем-то. "Просто лучшей" технологии не бывает, она должна быть лучшей в сравнении с чем-то.

Х.Рогнер написал доклад для гендиректора. Он сравнил атомную энергетику с угольной и газовой по различным параметрам, показал, где и в каких странах она выигрывает.

ЭлБарадея доклад весьма заинтересовал: "Виктор, откуда ты взял эти данные? У меня есть офис, они их в первый раз видят". "В агентстве появился новый сотрудник, этот доклад - его работа". "Хорошо, пусть он иногда пишет мне речи".

Интересно, как шло внедрение этого направления в плановую программу работ Агентства?

Необходимо отметить, что, к сожалению, это решение, это направление работ в Агентстве встретило серьёзную оппозицию в виде отрицательных реакций двух ведущих ядерных держав - США и России.

Резко отрицательный отзыв пришёл из DoE. Однако необходимо отдать должное представителю США в МАГАТЭ Джону Ричу (J. Ritch III), который лично пришёл ко мне в офис, проявив ясное понимание создаваемого направления "C", со словами (показывая мне письмо из Госдепа), что "дураки" есть в разных странах, в том числе и в госдепе.

Поддержка лично Джона Рича, его понимание задач МАГАТЭ в развитие ЯЭ оказались в дальнейшем очень важным для развития MP1, в том числе, для организации и проведения первых научных форумов Агентства в 1998 и 1999 годах, целиком посвящённых анализу перспектив ЯЭ (в том числе, сравнительному анализу) и заложивших традиции их проведения до настоящего времени как важнейшего мероприятия во время генеральной конференции МАГАТЭ.

В своей отрицательной реакции Россия и США поначалу были едины: "Это разбазаривание средств, участвовать не будем".

В Агентство пришло разгромное письмо из Минатома (Департамент международных связей), которое руководитель департамента Рыжов М.Н. передал не только мне, как руководителю MP1, но и гендиректору с заключением, что вся программа оценивается "неудовлетворительно".

Причина - вместо того, чтобы концентрировать внимание и продвигать новые инновационные разработки, в том числе, реакторов с "естественной безопасностью" (читай - "свинцовое" направление), в MP1 развивается анализ ЯЭ в сравнении с традиционными источниками энергии.

Более того, Минатом считает это направление "вредным" для Агентства и отказывается принимать участие и направлять российских экспертов для участия в совещании по согласованию работ в рамках подпрограммы "С" (апрель).

Однако в мае "внезапно" пришло письмо из Академии наук РФ с поддержкой концепции подпрограммы "С" и с выражением желания в ней участвовать . Затем в течение месяца Минатом изменил свою точку зрения и сообщил об участии экспертов из России (на уровне директора института АН РФ) в данном совещании.

Интересно отметить, что в дальнейшем в итоге первых работ по Программе "С" под руководством Х.Рогнера в одном из основных трудов ООН по оценке роли и перспектив развития энергетики на планете "Energy Assessment Report" впервые появился раздел о роли ЯЭ как одной из основных технологий энергетического стабильного развития.

До этого момента в этих регулярно публикуемых трудах ООН о роли ядерных технологий было только два упоминания: как источник ядерного оружия и ядерных отходов.

Гендиректор МАГАТЭ выразил специальную благодарность Х.Рогнеру как руководителю работ по Программе "С", и в дальнейшем регулярно использовал результаты этих разработок по Программе "С" в своих выступлениях-заявлениях.

Рогнер получил признание как объективный "ядерный" эксперт и стал постоянным участником многочисленных мероприятий по "Стабильному развитию…" и по экологическим проблемам энергетики.

В настоящее время созданная секция "С" в Департаменте ЯЭ является одной из концептуально важных подразделений (и направлений работ) Агентства.

Щёлкните левой клавишей мыши для просмотра

Споры с индустрией

Деятельность пошла, доклады пишутся, гендиректор с ними выступает - а программы работы нет. И тогда я предложил устроить серию представительных многосторонних совещаний, на которых обсудить новое направление плановых работ "Сравнительный анализ и роль атомной энергетики в стабильном энергетическом развитии" с участием представителей стран-членов МАГАТЭ.

Мы разослали по странам письма. После TMI-2, Чернобыля и Ирака Агентство сосредоточилось на проблемах безопасности и контроля. Индустрия, в свою очередь, упёрлась в существующие типы реакторов. Приезжайте, и поговорим, что делать.

С представителями ведущих атомных компаний мы провели два совещания. Были люди из COGEMA, "General Electric", других известных организаций. Общение проходило по одному и тому же сценарию - индустрия отвечала, что её интересует только экономика. О металлоёмкости они всегда готовы разговаривать, но вопрос "Быть или не быть?" их не волнует.

"Вы навязываете нам безопасность", - говорили отраслевики. "Вы знаете, что в старые времена критерий "безопасность" при проектировании, носил другой смысл? Вы навязали нам так называемую культуру безопасности, а вы знаете, во сколько нам это обошлось?".

Американцы из отрасли высказывались прямо и откровенно. Начиная с 1979 года, когда встал вопрос о безопасности как приоритетный, стоимость блока возрастала на 10% в год.

"А ты ещё говоришь нам про нераспространение!" - кипятились отраслевики. "У угольных станций есть нераспространение? У, прости Господи, ветряков есть нераспространение? А ты нам навязываешь нераспространение. Значит, блоки станут ещё дороже".

"Нераспространение - это дело правительства. Мы сделаем станцию, а голова пускай болит у политиков", - утверждала индустрия.

Мы выпустили в Агентстве отчёт "Проектирование водяных реакторов с учётом ядерного нераспространения". Индустрия взвилась на дыбы: "Вы хотите зарубить атомную энергетику?". "Нет, мы хотим, чтобы она отвечала критериям, и даём вам эти критерии". "Тогда сам и разрабатывай реакторы с такими критериями!".

Совещания мы покидали под напутствие отраслевиков: "Поднимайте вопрос об инновационных реакторах, которые будут отвечать этим вашим критериям, а в наши дела не суйте свой нос!".

Маленькие хитрости круглого стола

Итак, что мы имели? Агентство отвечает только за разработку критериев, а не за создание технологий. В свою очередь, индустрия не собирается разрабатывать новые реакторы, отвечающие нашим критериям, и считает, что нынешнее положение дел её устраивает.

Необходимо было многостороннее совещание с широким представительством стран-членов МАГАТЭ, и главное, чтобы при этом была организована дискуссия профессионалов высокого уровня - своеобразный круглый стол лидеров ядерной науки, техники и руководителей.

Мы договорились с Джоном Ричем попытаться организовать в 1998 году во время генеральной конференции МАГАТЭ такой круглый стол. Сегодня вы его знаете под названием "Научный форум". Так вот, такого мероприятия раньше не было, и прародителем научного форума стал наш круглый стол.

На круглый стол мы решили пригласить руководство атомных отраслей ведущих ядерных государств с той целью, чтобы они обсудили, как нам всем жить дальше. Рич гарантировал, что сумеет обеспечить присутствие западников, от меня требовалось убедить приехать Адамова.

"Если это выгорит, то паблисити я гарантирую", - пообещал Джон Рич.

В это время в 1998 год, в России Министром был Е.О.Адамов, мечтавший возродить былую славу и мощь Средмаша. Я ему предложил: "Евгений Олегович, представляете - вы приедете в Вену, привезёте с собой наших академиков, и на круглом столе расскажете всему миру о нашей российской ядерной технологии, о её развитии и достижениях после Чернобыля".

На ситуацию наложился ещё и политический аспект. После Чернобыля западные страны давали нам 10 миллионов долларов на повышение безопасности "советских" реакторов. После исполнения программы помощь решили сохранить, но свести до 100 тысяч долларов.

"Евгений Олегович, вы только вдумайтесь - всего за сотню тысяч долларов нам предлагают продать имидж нашей атомной энергетики!" - возмущался я.

Понимаете, что происходило? Встаёт наш российский дипломат на совете управляющих и говорит: "Атомная энергетика России безопасна". И ему тут же из европейского угла язвительное: "Нет-нет-нет, вот же совместный документ-отчёт, в нём написано, что она опасна, и ей требуется дополнительная помощь". Угу, помощь... на сто тысяч долларов.

Адамов загорелся возможностью громко и во всеуслышание показать новую российскую ситуацию и согласился участвовать.

Начинается работа генконференции. В первый день отчётные доклады, выступления ведущих делегаций - мы на него не замахиваемся. Наша цель - день второй, когда выступили уже основные протокольные министры, но большинство участников ещё остаются в агентстве.

В зале сессии генконференции - зачитка по бумажке докладов от стран, их слушают одни лишь дежурные от делегаций (и то не всех), остальные занимаются своими делами в кулуарах.

Джон Рич как опытный боец взял дело на себя: "Виктор, после обеда берём маленький зал, чтобы не хватало мест всем желающим. Я обеспечу появление Эльбарадея. Ты ему место не оставляй, он должен увидеть забитое помещение. Когда он войдёт, ты ему уступишь своё место. А дальше положись на меня".

Всё так и вышло. Забитый зал, сидит Адамов, пришли американцы - как же, они не могут пропустить такое. На две сотни мест в зале собралось много больше желающих. Минут через десять или пятнадцать входит Джон Рич, двухметровый гигант, и за ним Эльбарадей.

"Ди-Джи, вы видите - в этом маленьком зале члены делегаций обсуждают то, что должно было бы обсуждаться в большом сессионном зале". И тут же следует доклад министра Е.О.Адамова, за ним - академика Н.Н.Пономарёва-Степного, за ним - американцы. Дискуссия, споры... всё как в старые добрые времена.

И великолепный Джон Рич добивает присутствующих: "Посмотрите, во что превратилось сессионное заседание! А здесь даже помещения не хватает, чтобы вместить всех участников, половина народу стоит, самому Эльбарадею с трудом нашли место".

"Здесь, в этом маленьком зале мы обсуждаем существо работы Агентства. Дорогой Эльбарадей! Именно здесь ты видишь свой потенциал. Так не растеряй же его!".

Следующим утром Джон Рич взял на сессионном заседании генконференции слово вне повестки дня: "Господа! Вот вы сидите здесь, а судьба атомной энергетики решалась вчера в другой комнате. Требую доложить на сессии резолюцию, принятую на круглом столе, и одобрить её решением сессии".

Предложение поддержали, резолюцию приняли и постановили - отныне в рамках каждой сессии генеральной конференции МАГАТЭ проводить "Научный форум". Так с тех пор и происходит.

"Своевременность и актуальность проведения второго научного форума (1999 год), посвящённого роли атомной энергетики в обеспечении устойчивого развития, обусловлена назревшей необходимостью уже на сегодняшнем этапе определить долгосрочную стратегию мирного использования ядерной энергии для удовлетворения растущих энергетических потребностей стран мира. Особенно это важно сейчас для стран, определяющих сейчас приоритеты своей энергетической политики".

Из письма министра Российской Федерации по атомной энергии Е.О.Адамова на имя генерального директора МАГАТЭ Мохаммеда Эльбарадея.

На пути к ИНПРО

Что было дальше? Как воплощались итоги первого круглого стола - нового "Научного Форума "?

Совместными усилиями нам удалось переломить ситуацию, и таким образом уже в 1998 году в Агентстве созрело понимание - МАГАТЭ необходимо восстанавливать свою роль "Флагмана развития ЯЭ".

По итогам нашей деятельности за 1998 год и начало 1999 года сложилось наше (Департамента ЯЭ) понимание роли Главной программы Агентства МР1, необходимости анализа содержания и роли инновационных технологий АЭС и ЯТЦ на основе системного подхода.

Генеральному директору было передано официальное предложение провести работу по проекту инновационного ядерного реактора и топливного цикла.

Титульный лист докладной записки Виктора Мурогова
на имя генерального директора МАГАТЭ
от 27 апреля 1999 года.
Щёлкните левой клавишей мыши для просмотра.

Мы спокойно и размеренно готовились к запуску проекта, который вскоре получит имя ИНПРО. На предварительных консультациях интерес к подобного рода деятельности проявило сначала 15, а затем 18 стран.

Конечно, видение инновационного реактора будущего у всех было разное. Кто-то уповал на малые реакторы, другие мечтали об атомном опреснении, не забывали ВТГРы. Россия предложила свинец.

Вместе с парижским и брюссельским энергетическими агентствами с 1998 по 2002 год мы выполнили совместный проект под названием "Разработка инновационного ядерного реактора", итогом которого стал так называемый "отчёт трёх агентств".

В итоге мы в Секретариате Агентства решили так. Да, у каждой страны есть свои козыри в рукаве, и трудно ответить, чьи козыри старше. Но пока это и не нужно. Сейчас главное, это ответить остальным полутора сотням стран - зачем нужна атомная энергетика и что мы называем атомной энергетикой будущего?

И только после этого мы сможем понять, какие типы реакторов следует развивать и каким требованиям должна удовлетворять страна-новичок, прежде чем она начнёт создавать у себя атомную энергетику.

Последнее, кстати, очень важно. В то время бурно обсуждалось положение дел с изотопами, в частности, с медицинскими радиоизотопами. Страны получали изотопы и не всегда контролировали их. В ряде развивающихся стран отсутствовали "Регистры" использования радиоизотопов. Были несчастные случаи, когда из-за неграмотности врачей-радиологов (не хочу говорить, в какой стране), которые были не в состоянии правильно рассчитать дозы, умирали пациенты,

МАГАТЭ приняло резолюцию - любая помощь с радиоизотопами должна предоставляться только после программы подготовки специалистов. Кстати говоря, потом на базе этого решения возникла одна из основ программа управления ядерными знаниями.

Постепенно вырисовался облик этой новой для ядерного сообщества Программы-Проекта: системный подход и управление знаниями.

Последняя тематика понравилась многим департаментам: "Любая информационная работа есть управление знаниями. Мы исторически всегда этим занимаемся. Что здесь нового? Зачем менять?". Нам пришлось побороться за сохранение сути новой программы.

Я взял в качестве примера опыт разработки быстрых реакторов. Они сейчас в мире есть? Их практически нет (на тот момент, был только БН-600). Мы называем их будущим атомной энергетики, но они были созданы лет 40 назад. И где знания по быстрым реакторам? Они исчезают, теряются, а ведь это критические знания для отрасли.

Запомнилась встреча с руководителем одной из национальных лабораторий в США: "Виктор, я тебя поддержу. Ты, наверное, не знаешь - один из наших сотрудников-разработчиков быстрых реакторов после закрытия программы развития БР в США увёз домой два фургона с документацией по быстрым реакторам, которую наши чиновники из министерства готовы были выбросить как мусор".

Было известно, что после завершения программы "Аполлон" полётов на Луну в США были утеряны до 80% полученных в проекте знаний.

Мы сформулировали так: "Для того, чтобы развивать инновационную атомную энергетику, нужно сначала сохранить базовые знания".

Нужно составить "Красную книгу" ядерных знаний, и эта проблема наиболее актуальна для "критических" реакторных технологий, определяющих возможность полномасштабного развития ЯЭ.

Пропадают знания, которые не используются. В ядерной отрасли больше всего от этого страдают реакторные технологии. Строительство БН-800 в России - отличный пример сохранения знаний по быстрым натриевым реакторам, но это, к сожалению, уникальный случай.

Так были заложены основы ещё одного нового приоритетного направления работ МАГАТЭ "Сохранение и управление ядерными знаниями - NKM", тема одной из важнейших резолюций генеральной конференции 2002 года и будущей первой международной конференции по NKM в МАГАТЭ в 2004 году.

Задачи были ясны. Не хватало одного - денег. Бюджет МАГАТЭ расписывается на два года вперёд. Если вы даже докажете гендиректору необходимость того или иного проекта, он не сможет вам помочь до принятия нового бюджета.

Для подобных случаев предусмотрен выход - внебюджетные поступления. Если страна считает работу важной, она может внести под неё дополнительный взнос.

Таким механизмом часто пользуются ведущие "доноры" Агентства -американцы и японцы. Надо, например, поставить под гарантии японский комплекс переработки ядерного топлива? Хорошо, вот вам деньги сверх регулярного бюджета.

Но не думайте, что всё так просто. Вернёмся к примеру с Японией. Получив информацию про желание ряда стран внести дополнительные средства на программу Департамента SG, в Секретариате тут же появляется предложение стран третьего мира.

В балансе программ МАГАТЭ может произойти изменение - это недопустимо. Предлагаемый внебюджетный взнос советуют разделить на две части, и половину его направить на помощь развивающимся странам. И попробуй не согласиться, ведь за третьим миром стоит влиятельная команда из более 80 стран.

Россия могла поддержать будущий ИНПРО финансово. Для этого сначала нужно было убедить Москву в полезности проекта, а затем уговорить секретариат МАГАТЭ принять деньги и израсходовать их целевым образом.

Забегая вперёд, необходимо отметить, что наша инициатива и взнос на ИНПРО раздосадовала Вашингтон до предела.

Человек из DoE во время одного из жарких споров, когда отношения были накалены до предела, бросил мне, стараясь обидеть: "Что ты хочешь? Чтобы вы за жалкий миллион долларов, который вы заплатили в какие-то веки, стали лидерами в деле определения будущего атомной энергетики?".

"Американцы и японцы ежегодно выделяют Агентству десятки миллионов долларов, но нас называют "ядерными" жандармами. А вы за один миллион решили стать лидерами борьбы за интересы развивающихся стран?".

Обиженный чиновник, сам того не понимая, в запальчивости подал нам отличную идею. Мы договорились с делегацией Индии и с их помощью вставили в резолюцию ООН в Нью-Йорке небольшую, но при этом важнейшую добавку о том, что инициатива МАГАТЭ по ИНПРО "отвечает чаяниям развивающихся стран".

До американцев, когда они успокоились, дошло, как красиво их переиграли. Действительно, на системные исследования не нужны огромные деньги. С другой стороны, всё правильно - МАГАТЭ и не может заниматься НИОКР.

Но становление проекта ИНПРО - это уже другая интересная история.

Спасибо, Виктор Михайлович, за Ваш интересный рассказ для электронного издания AtomInfo.Ru!

Щёлкните левой клавишей мыши для просмотра

Ключевые слова: История, МАГАТЭ, Интервью, Виктор Мурогов, Статьи

---

Другие новости:

Директором НИФХИ им. Л.Я.Карпова назначен О.Е.Кононов

Ранее Олег Кононов занимал должность заместителя генерального директора АО "ГНЦ РФ - ФЭИ".

В мире статус действующего имеют 444 блока, статус строящегося 64 блока - PRIS

1 апреля произведён энергопуск "Hongyanhe-4" в Китае с реактором CPR-1000.

Салехи: начало строительства второй очереди АЭС в Бушере отложено по техническим причинам

Мы рассчитываем, что строительство начнётся в этом году.

---

---

---

---

Поиск по сайту: