На вопросы электронного издания AtomInfo.Ru отвечает заместитель Главного конструктора исследовательских и изотопных реакторов и начальник отдела исследовательских реакторов ФГУП НИКИЭТ имени Н.А. Доллежаля Игорь Товиевич ТРЕТЬЯКОВ.
Лидером остаётся Россия
Игорь Товиевич, каково сейчас положение дел с исследовательскими реакторами в России? Сколько их у нас ещё осталось?
Ваш вопрос отражает распространённое непонимание ситуации с исследовательскими реакторами. Это выдаёт, в частности, слово "ещё". На самом деле, могу сказать, что Россия может с полным правом называть себя лидером в области исследовательских реакторов.
На сегодняшний день Россия располагает наибольшим числом действующих исследовательских реакторов. По этому показателю мы опережаем Соединённые Штаты, хотя и незначительно.
Если мы говорим о действующих исследовательских реакторных установках - а это не только реакторы, но и подкритические и критические стенды - то в России на конец 2006 г. работало 54 таких установки, а в США - 52. А если мы возьмём срез по высокопоточным исследовательским реакторам, что отражает качественный уровень достижений страны, то здесь опять-таки среди лидеров мы видим Россию, США и приближающуюся к ним Францию.
С точки зрения опыта эксплуатации исследовательских реакторов, появившихся за всё время существования этого направления в атомной технике - а их было создано во всём мире более 670 - за уровень 1,5 тысяч реакторо-лет вышли только две страны. Как вы можете догадаться, это Россия и Соединённые Штаты.
Существенно отметить, что первые реакторы в США и нашей стране также являлись исследовательскими, и именно с них начиналось атомное реакторостроение. Здесь мы можем увидеть ещё один выигрышный для России момент - от первого реактора Энрико Ферми остался только памятный камень на его месте, а наш реактор Ф-1 в Курчатовском институте действует до сих пор, и его ресурс исчисляется столетиями.
Можно ли считать позитивным фактором то, что мы сохранили лидерство по исследовательским реакторам?
С одной стороны быть лидером почётно, с другой - исследовательские реакторы могут быть финансовым бременем или фактором развития и получения важных долговременных, но опосредованных выгод - смотря как к ним относиться. Сложность ответа на этот вопрос заключается в том, что мы живём в сугубо экономическое время. Общая тенденция сводится к получению финансовой прибыли со всего, с чего это возможно. Но исследовательские реакторы, как и всё исследовательское направление само по себе, не относятся к очевидным объектам извлечения прямой коммерческой окупаемости и прибыли.
То есть, капитализации они сразу не принесут?
Сразу не принесут. Рассчитывать на получение дохода от исследовательских реакторов возможно, если их использовать разумно и на постоянной основе. Важно понимать, что прибыль в данном случае окажется опосредованной - в приобретении научных знаний, сохранении и развитии научных школ, образовании, укреплении имиджа страны, продвижении высоких технологий и многом другом.
"Тепловой" технологический предел достигнут
Вы сказали, что у нас действует 54 исследовательских реакторных установки. Но когда они были построены - до 1991 года, или что-то пускалось уже в российское время?
В российское время из широко известных исследовательских установок ничего нового не пускалось. Более того, только сейчас забрезжил "свет в конце туннеля" для высокопоточного реактора ПИК в Петербургском институте ядерных исследований, реактора с рекордными параметрами, строительство которого с перерывами осуществляется с 1979 г. Сейчас в соответствии с решением Правительства РФ энергопуск реактора должен состояться в 2012 г. К сожалению, ничего нового мы не строили и за рубежом, в отличие от Советского Союза, имевшего большой опыт в деле экспорта исследовательских реакторов.
Но давайте не забывать, что у такого положения вещей имеются и объективные причины, и Россия не является исключением. Рост парка исследовательских реакторов в мире прекратился в 1975 г., когда был достигнут максимум по количеству действующих установок (порядка 370). Для сравнения, на конец 2007 г. в мире работают 244 таких установки.
Как видите, развитие исследовательских реакторов замедлилось отнюдь не вследствие TMI-2, Чернобыля или политических катаклизмов. Я бы сказал, что к 1975 г. мы вышли на насыщение по количеству и к технологическому пределу по качеству.
На мощных исследовательских реакторах были достигнуты, в частности, плотности потоков нейтронов порядка 0,5×1016 н/(см2×с). Дальнейшие попытки наращивать нейтронные потоки натолкнулись на существенные материаловедческие проблемы, которые требовалось преодолевать. Сразу же возникли вопросы экономической целесообразности этого. Действительно, стоило ли вкладывать крупные суммы в НИОКР и поиск и разработку новых материалов, если полученные на действующих исследовательских реакторах величины потоков позволяли решать практические задачи, стоявшие перед атомной промышленностью в то время?
Таким образом, де-факто процесс роста парка исследовательских реакторов объективно приостановился. Конечно, специалисты продолжали искать новые концепции, но их воплощения "в железе" не происходило.
Простите, но не кажется ли Вам, что 0,5×1016 н/(см2×с) для потока нейтронов - это не слишком впечатляющий показатель? В быстрых реакторах потоки могут быть выше.
Да, действительно, в реакторах на быстрых нейтронах потоки могут превышать шестнадцатую степень. И это обстоятельство выводит нас на разговор о существующем положении дел и перспективах исследовательского направления с точки зрения энергетики.
Прежде всего, я хотел бы напомнить, что для исследовательских реакторов ставятся четыре класса задач, а именно:
Рассмотрим сейчас задачу №2 - работы в интересах атомной энергетики. В период после 1975 г. (момент достижения пика по количеству действующих исследовательских установок) в ведущих странах была освоена технология атомной энергетики на тепловых нейтронах - реакторы ВВЭР, PWR, BWR и им подобные. Принципиальные вопросы для неё были решены, и крупных задач, которые потребовали бы привлечения большого количества исследовательских реакторов, в рамках этой технологии не осталось.
Конечно, продолжали вестись и сейчас ведутся некоторые работы по обоснованию повышения глубины выгорания топлива, по модернизации систем управления. Были некоторые вопросы по динамике, особенно по аварийной динамике… Но если бы атомная энергетика ограничивалась бы только реакторами на тепловых нейтронах, то целый сектор задач для исследовательских реакторов можно было бы считать закрытым.
Хорошо известно, однако, что в реальности дела обстоят по-другому. С помощью только тепловых реакторов создать крупномасштабную атомную энергетику невозможно из-за нехватки ресурсов. Нам потребуется сделать следующий шаг - осуществить переход к энергетике на быстрых нейтронах.
Это направление порождает комплекс новых задач для исследовательских реакторов. Например, как мы уже упомянули, в реакторах БН потоки нейтронов достигают шестнадцатой степени и выше. Если мы хотим вести для них исследования в опережающем плане, то в наших исследовательских реакторах нам потребуется иметь потоки, как минимум, не уступающие величинам потоков в реакторах БН.
Тенденция к развитию быстрых реакторов набирает обороты. Ставятся цели по вводу опытных образцов реакторов четвёртого поколения и по началу разработки реакторов пятого поколения. Для этого называются сроки 2035-2040 гг. Если мы посмотрим на календарь, то поймём, что времени у нас остаётся не так уж и много. Это заставляет задуматься над тем, чем мы обладаем, и в каком состоянии российский парк из 54 исследовательских установок. Среди них есть мощные, высокопоточные реакторы, но фактически БОР-60 - единственный быстрый реактор для материаловедческих исследований. К тому же и БОР-60 и большая часть других действующих реакторов была создана в 60-е годы прошлого столетия.
В Димитровграде появится новый БОР-60
Словом, Россия располагает единственным исследовательским реактором на быстрых нейтронах - БОР-60 в Димитровграде.
Это не совсем так. У нас есть ещё отличный реактор ИБР-2. Конечно, он не материаловедческий. Он предназначен в первую очередь для проведения научных исследований на выведенных нейтронных пучках.
БОР-60 - это очень хороший реактор. Он располагает высоким потенциалом и постоянно демонстрирует его в практике своей работой. Но он построен в 1969 г. Ему почти 40 лет, и у него вскоре закончится уже единожды продлённый срок эксплуатации. Встаёт вопрос о его дальнейшей судьбе.
Возможны три варианта. Первый - рассмотреть возможность дальнейшего продления срока службы БОР-60. Если этого эффективно сделать нельзя, то мы можем либо перенести наши исследования в области быстрых реакторов за рубеж, либо построить новый реактор в Российской Федерации.
Вы, конечно, знаете, что энергетика относится к чувствительным направлениям развития общества, тем более для такой страны, как Россия. Мы обладаем полным технологическим циклом в ядерной сфере и, как сказал недавно Владимир Путин, мы полностью самодостаточны в плане обеспечения своей безопасности, в том числе энергетической. Таких государств в мире, по большому счёту, всего лишь "два с половиной".
Неразумно лишать себя таких преимуществ и попадать в технологическую зависимость от неких стран, особенно в чувствительной сфере разработки инновационных реакторных технологий. Слишком велик риск после переноса наших разработок за рубеж потерять возможность влиять на нашу внутреннюю ситуацию. Поэтому, как мне кажется, поддержание собственной экспериментальной базы правильный и единственно возможный для России выбор.
Насколько мне известно, сейчас просчитываются возможности продления срока службы БОР-60 до 2015-2016 гг. Предварительные оценки показывают, что это удастся сделать. У нас появится резерв по времени, и за этот выкроенный срок необходимо построить новый реактор. Он планируется к размещению в НИИАР, где есть подходящие площадки и создана вся необходимая инфраструктура.
Есть ли решение агентства/госкорпорации на этот счёт, или предложения по "второму БОР-60" находятся на уровне проработок?
На этот счёт есть решение НТС №1 Росатома. Сейчас верстается федеральная программа на 2010-2020 гг., в которой предусматривается создание нового исследовательского реактора. Но работы над этим проектом нужно начинать сегодня, не дожидаясь 2010 г.
Могу сказать, что соответствующие обсуждения состоялись, собрана команда из определяющих институтов, и НИКИЭТ вошёл в её состав. Все факторы говорят о том, что в самое ближайшее время - может быть, через месяц-полтора - команда приступит к работе.
Можете ли Вы назвать какие-либо параметры второго БОР-60?
Я бы не стал называть новый реактор "вторым БОР-60". Это будет принципиально новый реактор. Конечно, при его проектировании будет учтён опыт, накопленный в ходе эксплуатации и БОР-60, и других быстрых реакторов.
Мощность нового реактора будет выше, чем мощность БОР-60, и это позволит достигать в нём более высоких нейтронных потоков, а экспериментальные возможности существенно шире.
В новом реакторе будут заранее предусмотрены возможности по его оптимальному использованию. Конечно, сделать исследовательский реактор самоокупаемым очень трудно или практически невозможно, но движение в этом направлении будет. Так, предполагается утилизация тепловой энергии, введение изотопных и медицинских программ и ряд других мероприятий. Поэтому для новой установки используется условное название "Многоцелевой исследовательский реактор".
Двадцатилетняя пауза заканчивается
Новость о том, что предполагается строить исследовательский реактор на замену БОР-60, очень интересная и очень хорошая.
Да, это хорошая новость. У нас был 20-летний пробел в строительстве исследовательских установок. Конечно, в этот период предлагались различные проекты. Учёные и инженеры работали, старались не терять накопленный опыт. Но, к сожалению, за годы вынужденного простоя была ослаблена жизненно важная для специалиста последовательность "чертёж - металл - установка". Теперь у нас появляется шанс вернуться к естественному ходу развития.
Конечно, мы проводили большую работу по модернизации действующих установок. Сейчас, например, реализуется проект модернизации реактора ИБР-2. Это один из самых молодых реакторов (его пуск состоялся в 1984 г.), но он относится к импульсным установкам периодического действия. Его активная зона и корпус в 2006 г. достигли ресурсных ограничений, и реактор ИБР-2 был остановлен, а в 2010 г. планируется ввести в эксплуатацию реактор ИБР-2М.
В конструкции ИБР-2 предусмотрен уникальный конструктивный элемент - подвижный отражатель. Схематично это две трёхметровые лопасти, которые вращаются с частотой 5 Гц, что обеспечивает пульсирующий режим работы реактора. Кстати, Россия стала единственной страной в мире, где реактор такого типа был создан и успешно эксплуатировался более 20-ти лет. В США и Италии подобные проекты рассматривались, но сделаны "в железе" не были.
Так вот, в ИБР-2 по ряду показателей - в частности, по выгоранию активной зоны, по корпусу, по подвижному отражателю и по элементам СУЗ - достигались ресурсные ограничения, и были предприняты необходимые меры по модернизации реактора. Надо сказать, что для этого была сформирована высокопрофессиональная команда, и НИКИЭТ гордится тем, что входит в неё в качестве главного конструктора и изготовителя наиболее ответственного реакторного оборудования: подвижного отражателя и корпуса.
При модернизации удалось синхронизировать ресурсные показатели всех определяющих элементов ИБР-2. Раньше у корпуса ресурс составлял 25 лет, а у подвижного отражателя - только 7 лет. Напомню, что отражатель ИБР-2 - это металлическая конструкция весом более 10 тонн и "хитрой" механикой. Путём выбора материалов, режимов работы и других мер, мы смогли синхронизировать показатели отражателя и корпуса. В 2010 г. в эксплуатацию вступит новый ИБР-2М, и он сможет отработать без замен основного оборудования до 2035 г.
Да, это очень удобно. Ведь раньше, как мы понимаем, при каждой смене отражателей приходилось обращаться к надзорным органам и получать их разрешение на пуск…
Дело даже не в надзорных органах. Цикл создания каждого нового подвижного отражателя начинался сразу же после монтажа предыдущего. Это очень длительный цикл, и вы сами понимаете, как дорого он обходился. Теперь удалось существенно упростить эксплуатацию ИБР-2, и на ближайшие 25 лет этому реактору потребуется всего один, а не четыре подвижных отражателя.
Причём в ОИЯИ здраво подошли к процедуре перехода на новый отражатель. Прежде чем быть установленным на ИБР-2М, он два года отработал на ИБР-2, и мы получили полную уверенность в его надёжности.
Вообще, в наших эксплуатирующих организациях, в наших институтах работает много специалистов самого высокого уровня, любящих своё дело и болеющих за него. Но, возвращаясь к разговору о 20-летней паузе, я хочу сказать, что столь длительный перерыв не прошёл бесследно.
Было ослаблено поколение, которое в начале паузы считалось молодым, а в наши дни называлось бы средним. Эти люди не смогли удержаться. У них не было зарплат, они не видели для себя перспектив и в итоге были "вымыты" из отрасли. Сейчас это обстоятельство ощущается в большинстве организаций. Это чревато потерей знаний, если не будут предприняты решительные меры для исправления ситуации.
Спрос на ядерную медицину в России огромен
Кроме энергетических задач, у исследовательских реакторов есть и прикладные направления деятельности. Как Вы оцениваете нынешнее положение в России в этой области?
Над этими вопросами сейчас начинают работать на уровне федеральных программ. Готовится, например программа по радиационной медицине. Я думаю, что в ней будут предусмотрены все возможные реакторные технологии, использование которых возможно в медицинских целях: изотопная составляющая и лучевая медицина, в том числе нейтронозахватная терапия, которые пытаются развивать специалисты на наших исследовательских реакторах.
Благодарить за это мы должны ту когорту людей, о которых я уже говорил. Наши специалисты, попавшие в тяжёлые условия в 90-е годы, были вынуждены думать о том, как сохранить исследовательские реакторы. Изотопная составляющая оказалась для многих тем мостиком, который помог пройти тяжёлый путь в бурном море экономических и политических перемен.
Но исследовательские реакторы сами по себе достаточно дороги, и ориентировать их только на решение экономических задач не получается. По крайней мере, я не знаю такого успешного опыта. Вспомните хотя бы о неудачной попытке канадцев построить коммерческие реакторы MAPLE для наработки изотопов - эти реакторы до сих пор не введены в строй. Я сказал бы даже так - сегодня исследовательские реакторы технологически не готовы к самоокупаемости.
Конечно, изотопную составляющую можно наращивать на существующих и планируемых исследовательских установках. Тем более что потребности рынка в радиоизотопах, очевидно, будут расти. За этим следует целый "хвост" сопутствующих технологий, которые также необходимо развивать. Я обращаю внимание, что большинство из наших реакторов поставляют только изотопное сырьё, а не конечные продукты. За редким исключением, мы выдаём сам изотоп, а не готовый радиофармпрепарат.
У нас сложилась странная ситуация. По многим высокотехнологичным изотопам мы выступаем в качестве единственного производителя. Зато по тем изотопам, которые требуются буквально каждой больнице, мы на рынке отсутствуем. То есть, наладить поточное производство мы не можем.
Мне кажется, в это направление должен прийти бизнес. Но здесь возникает новая проблема. Бизнес любит быструю отдачу, а эти технологии достаточно сложны и наукоёмки и, к сожалению, требуют выполнения целого комплекса специфических требований, а стало быть, первоначальных финансовых и временных затрат. Поэтому обязательно необходимо влияние государства, какое-то поощрение и поддержка с его стороны. В этой связи, я считаю позитивным фактором начало разработки в России программы по ядерной медицине. Если эта программа заработает, то она может дать большой позитивный эффект.
А что Вы думаете по поводу перспектив лучевой медицины?
Я напомню вам об успешном опыте итальянца Пинелли, который в 2001 г. успешно опробовал метод нейтронозахватной терапии для лечения пациента с 14 метастазами печени. Больной орган был отделён хирургическим путём, облучён на реакторе и имплантирован обратно. Операция прошла успешно.
На исследовательском реакторе в МИФИ опыт Пинелли на собаке был повторен практически полностью. Единственное отличие - облучалась не печень, а часть бедренной кости. Собака осталась жива и обрела подвижность.
Вся беда заключается в том, что переносить опыт на людей мы не можем. У нас для этого нет необходимых пучков. НИКИЭТ начал заниматься решением этой задачей совместно с МИФИ. Мы готовы создать такие пучки, большая часть проектных работ выполнена. Но всё губит отсутствие финансирования. Пучок в МИФИ мог бы уже функционировать, но пока достичь этого не получается.
Подобные методы лечения в мире сейчас активно развиваются. Этим занимаются в Японии, Финляндии. В Чехии для медицинских применений используется исследовательский реактор LVR-15 во Ржеже, построенный в своё время нашими специалистами.
Конечно, подходить к делу здесь нужно системно и учитывать все детали. Представьте себе, что будет чувствовать больной, если его покатят на тележке через экспериментальный зал! Поэтому обязательно нужно предусмотреть отдельное помещение с удобным доступом пациента к месту проведения лечебной процедуры.
Ещё хотелось бы как-то консолидировать усилия. Ведь что представляет собой реактор в МИФИ? Это типовой реактор ИРТ бассейнового типа. Конструктивно он прост. Его аналоги есть в НИКИЭТ, Томске, Димитровграде, в странах ближнего и дальнего зарубежья. Если сделать пилотный проект и отработать все детали технологии и методики нейтронозахватной терапии, то у нас появилась бы принципиальная возможность по его переносу и тиражированию на другие установки ИРТ.
Принципиально никаких сложностей для реализации такого пилотного проекта я не вижу, кроме финансовых. Разумеется, встанут вопросы о лицензировании нейтронозахватной терапии с точки зрения медицины. Для этого придётся выполнить определённый комплекс исследований с привлечением добровольцев. Но, по состоянию на сегодня, мы не можем даже начать эти исследования по причине отсутствия пучков.
Просто для уточнения - Вы хотите разрабатывать новые установки или ограничиться модификацией существующих?
Хороший вопрос! Один из аргументов, который я и мои товарищи используем в дискуссиях по поводу необходимости развития медицинских применений, сводится к следующему - исследовательские реакторы уже состоялись как факт.
Говорят, что они затратные. Верно, они затратные - но, тем не менее, они уже есть. Они работают, исполняют те или иные программы, но медицинская составляющая у них не присутствует или может присутствовать в большем объёме. От того, что мы не станем вводить эту составляющую, реакторы не исчезнут. На них всё равно придётся тратить деньги.
Так вот, сегодня я считаю, что не нужны новые исследовательские установки для медицинских целей. Мы можем внедрить и отработать эти технологии на действующих исследовательских реакторах. Конечно, определённые инвестиции для этого потребуются, но в существенно меньшем объёме и с меньшим инвестиционным риском. А что это даст отрасли? Мы получим приток молодых специалистов, у нас откроются новые направления. А это сейчас очень важно.
Насчёт спроса на подобную технологию: по имеющимся у меня данным (просто собранным из публикаций в СМИ), в России ежегодно заболевают различными видами онкологических заболеваний до 450 тыс. наших соотечественников, из них до 50-70 тыс. может быть оказана помощь тем или иным методом ядерной медицины. Каждый раз после того, как в СМИ появляются репортажи о медицинских экспериментах на реакторе в МИФИ, на этот институт обрушивается вал телефонных звонков. Звонят сами больные, их родственники, врачи. Люди готовы на всё в ожидании чуда. Запросы общества на лучевую медицину огромны.
Ещё раз повторю, что для удовлетворения имеющейся потребности в ядерной медицине мы не сможем обходиться с помощью действующих исследовательских реакторов, но для развития и отработки реакторных технологий сегодня их достаточно. Корректности ради добавлю, что предложения по созданию специализированного медицинского реактора - скорее всего, изотопного реактора, так как у него будет яснее коммерческая составляющая - начинают сейчас ставиться отдельными специалистами. Моё мнение таково - этим можно заниматься, но сейчас у нас есть более важные проблемы.
Россия вступила на этап оптимизации
Как Вы считаете, можно ли выделить в истории развития исследовательских реакторов характерные этапы?
Этапность - понятие условное. Я могу выделить свои этапы, а мои коллеги могут предложить своё видение.
Хорошо, но есть ли у исследовательских реакторов качественное развитие? Или технологий времён 70-х годов будет достаточно для решения большинства проблем?
У исследовательского реактора есть свои определяющие параметры. Например, есть параметр "качеств" реактора. Он показывает, сколько реактор даёт нейтронов с единицы мощности. По этому показателю, кстати, реактор БОР-60 является одним из лучших в мире, если не самым лучшим.
Как определяется "качество"? Это отношение максимального потока нейтронов к уровню мощности. Но такого параметра не достаточно, он не полностью отражает качественную характеристику. Важно знать, сколько нейтронов будет создано в тех объёмах, которые предназначаются для проведения экспериментов! Нейтроны требуемой для эксперимента энергии должны быть в нужном месте (экспериментальном объёме). На этом, в частности, построена вся нейтронозахватная терапия, где нам требуется доставить заранее определённое количество нейтронов заданной энергии в место поражения органов (опухоль).
Сравнивать исследовательские реакторы по данным параметрам крайне сложно. Все высокопоточные исследовательские реакторы уникальны по своей конструкции. Если мы говорим о таких реакторах, как канальный реактор МИР в Димитровграде или реактор ИВВ-2М в бывшем филиале НИКИЭТ в Заречном, то на них можно набирать разные композиции и создавать в определённых частях активной зоны особые условия.
Поэтому, говоря об исследовательских реакторах, нам желательно оперировать такими понятиями, как максимальный поток и количество пучков или петлевых установок. Кстати, петлевые установки - это очень мощное экспериментальное средство, и мы обязательно запланируем их для нового реактора в Димитровграде, который должен прийти на смену БОР-60.
Если вернуться к вопросу о качественном развитии, пока что ничего революционно нового в схемах исследовательских реакторов не проглядывается. Но нельзя забывать, что для таких установок очень важно то экспериментальное оборудование, которое стоит за реактором. Можно иметь великолепное "качество" реактора и быть неспособным им воспользоваться из-за недостатков экспериментальной аппаратуры.
Я бы сформулировал так. Конкурентоспособность исследовательских реакторов в наши дни определяется установленным на нём комплексом оборудования и организацией работ. Можно эксплуатировать реактор 1000 часов, а можно и 5000. За счёт хорошей организации предоставления услуг и времени для проведения экспериментов на его на нейтронных пучках эффективно работает известный гренобльский реактор. Это настоящая фабрика по предоставлению услуг на нейтроны.
Теперь попробуем ввести этапность. Если рассуждать с точки зрения развития реакторной техники, то я бы выделил в истории исследовательских реакторов три этапа: зарождение, освоение технологий, а нынешнюю стадию назвал бы этапом оптимизации. Сейчас мы занимаемся тем, что анализируем и оптимизируем уже сделанное.
Я уже говорил, что у России есть 54 исследовательские установки. Как ответить на вопрос - много это или мало? Я бы задал встречный вопрос: "А сколько, кому и для каких целей надо?". Кому - атомной энергетике, фундаментальной науке, медицине? Или России, Росатому, эксплуатирующим организациям, разработчикам новых реакторных технологий? Для чего - для поддержки инновационных проектов, исследований, лечения людей, и так далее? Без ответов на эти вопросы нет оснований толковать о достаточности или нет нашего реакторного парка.
Очень важное замечание. Нужно отдать должное предыдущему поколению отечественных специалистов и руководителей отрасли, которое создало гармонизированный парк исследовательских реакторов. Он готов закрыть все направления потенциально возможных применений таких установок. Время требует этот парк оптимизировать и понять, как его лучше использовать и совершенствовать. Что-то, может быть, стоит вывести, что-то потребуется обновить - но в целом, наш парк чрезвычайно гармоничен.
А не помешает ли оптимизации различная ведомственная принадлежность исследовательских реакторов?
Да, это обстоятельство затрудняет дело. Есть аппараты, непосредственно подчинённые Росатому, есть реакторы, принадлежащие РАН, судовикам, учебным центрам и другим ведомствам. В принципе, конечно, надо думать о том, как всё это хозяйство следует консолидировать в единое сообщество.
Оно не должно быть жёстким, нет смысла делать концерн наподобие "Росэнергоатома". Но у этого общества должно быть право на принятие определённых решений и выработку стратегических направлений.
Имеет смысл вспомнить об опыте Советского Союза. В СССР примерно раз в два года проходили конференции по исследовательским реакторам под руководством академика А.П. Александрова. Конечно, и сейчас проводятся конференции, но уровень патронажа иной, и периодичность утеряна.
Нам нужно создать постоянно действующий механизм. Я напомню, что советские конференции тщательно готовились, на них принимались решения, а итоги их выполнения рассматривались на следующих конференциях. Конечно, не надо полностью копировать советский опыт, но необходимо его использовать, иметь какой-то консолидирующий орган, который позволил бы парку отечественных исследовательских реакторов выступать как единое целое и работать эффективнее и с большим успехом, в том числе и коммерческим.
Исследовательские реакторы можно строить за рубежом
И как единое целое, активнее привлекать отечественные частные и западные инвестиции?
Когда мне говорят об отечественных инвестициях… (Игорь Товиевич вздыхает). Может быть, в большую энергетику это реально, но чтобы в исследовательском секторе - это вызывает сомнения.
У меня есть небольшой опыт по попыткам привлечения частных инвесторов. Я вам скажу - надо найти очень тщеславного человека, который удовлетворится тем, что в его честь будет установлена памятная табличка. К тому же, табличка будет в реакторном зале, а не Красной площади. Всё-таки от вложений в исследовательское направление трудно ждать окупаемости и прибыли.
А Запад чем в этом смысле отличается?
Российский парк исследовательских реакторов может предоставлять целый спектр услуг, то есть, выполнять те или иные работы по западным заказам. Более того, Россия может вернуться на рынок экспортёров исследовательских реакторов. Такую деятельность сейчас пытаются реанимировать. Потребность в реакторах в мире сохранилась.
А как же быть с пиком, достигнутым в 1975 году?
Пик был достигнут в индустриальных странах. В то же время, в развивающихся государствах кривая общего количества исследовательских реакторов до сих пор медленно, но верно идёт вверх. Всё новые и новые страны третьего мира хотят иметь эти установки. И они их получают - только не мы их ставим.
Кто сейчас поставляет исследовательские реакторы на экспорт?
Аргентина, Китай.
Но китайские проекты, скорее всего, клонированы с иностранных технологий…
Это неважно. У каждой страны есть свой стиль работы. Нам ведь тоже никто не мешает клонировать реакторные технологии. Нам это просто не нужно, у нас есть своя история, свой опыт, свой менталитет, мы по-другому "заточены".
Но что нам действительно нужно? Нам требуется сделать наши технологии исследовательских реакторов привлекательными для зарубежных заказчиков, конкурентоспособными. Нам нужно убедить потенциальных покупателей в том, что мы в состоянии их строить быстро и качественно.
Я не пропагандирую тупое желание "срубить с иностранцев денег". Если мы собираемся поставлять исследовательские реакторы за рубеж, нам следует подойти к этому вопросу по-государственному. Мы должны чувствовать все степени выгоды и планомерно работать для их достижения. Это новая площадка, на которой сегодня мы построим исследовательский реактор, а завтра АЭС. Оттуда к нам поедут учиться специалисты и привезут деньги нашим вузам. Будут создаваться под нашим влиянием школы, появится русский язык, создастся очаг российской культуры, начнётся обмен знаньями, специалистами, совместные проекты… Потом можно говорить о нашей помощи в налаживании медицины и других сопряжённых направлений. Я повторюсь, что поставка исследовательских реакторов за рубеж будет укреплять имидж России.
Большое спасибо Вам, Игорь Товиевич, за столь подробное интервью для электронного издания AtomInfo.Ru.
ИСТОЧНИК: AtomInfo.Ru
ДАТА: 21.05.2008
Темы: Исследовательские реакторы, Россия, Ядерная медицина, Интервью, Игорь Третьяков
